Все отправились на поиски дичи и плодовых деревьев, хотя эти болотистые места, казалось, не обещали ни того, ни другого. Не слышно было ни крика попугаев, ни воплей обезьян. Ни с одного дерева не свисали съедобные плоды.
Тем не менее каталонец, направившийся с Моко к ближайшему болоту, оказался настолько удачлив, что, несмотря на болезненные укусы, выловил руками пирайю. — рыбу с острыми зубами, которая водится в стоячих и проточных водах, а его товарищу удалось ухватить каскудо — рыбу длиной в один фут с очень прочной чешуей, черной сверху и красноватой снизу.
Скудный завтрак, абсолютно недостаточный, чтобы всех насытить, был моментально проглочен, после чего флибустьеры прикорнули на несколько часов, а затем снова побрели по пустынным местам, которые, казалось, никогда не кончатся.
Они старались держаться юго-восточного направления, чтобы выйти к оконечности озера Маракайбо, где находилась мощная цитадель Гибралтара, однако им постоянно приходилось отклоняться от правильного курса, для того чтобы обойти бесконечные и топкие болота.
Второй переход длился до полудня, но флибустьеры так и не обнаружили следов беглецов. Поблизости не слышно было ни криков, ни выстрелов. Однако часам к четырем пополудни, после двухчасового отдыха, они обнаружили на берегах небольшой речушки остатки костра, в котором еще тлели головешки.
Кто разжег его — индейцы-охотники или беглецы? Узнать это было невозможно, поскольку рядом, на сухой и покрытой листьями почве, не оказалось никаких следов. Тем не менее это открытие всех ободрило, флибустьеры решили, что здесь все же останавливался Ван Гульд.
До наступления ночи они больше никого не обнаружили, однако инстинктивно чувствовали, что беглецы где-то поблизости.
В тот вечер бедняги были вынуждены лечь спать голодными, ибо в окрестностях им ничего не удалось найти.
— Тысяча акул! — воскликнул Кармо, жевавший какие-то листья сладковатого вкуса, чтобы обмануть голод. — Если дело так будет идти дальше, то мы доберемся до Гибралтара в таком состоянии, что нас впору будет сразу же уложить в больницу.
Эта ночь оказалась худшей из всех, которые они провели в лесах возле озера Маракайбо. К голодным судорогам добавились невыносимые мучения, причиняемые огромными тучами безжалостных комаров, которые не давали несчастным путникам ни на секунду сомкнуть глаза.
Когда в полдень на следующий день флибустьеры снова тронулись в путь, они чувствовали себя гораздо более усталыми, чем накануне вечером. Кармо заявил, что он не выдержит и двух часов, если ему не попадется дикая кошка или с полдюжины жаб, которых можно изжарить. Ван Штиллер предпочел бы хорошее жаркое из попугаев или обезьяны, но ни тех, ни других не было видно в этом проклятом лесу.
Путники шли или, вернее, еле тащились часа четыре вслед за корсаром, который не сбавлял хода, словно обладал сверхчеловеческой силой, как вдруг неподалеку от них послышался звук выстрела.
Корсар мгновенно остановился.
— Наконец-то! — воскликнул он, обнажая решительно шпагу.
— Гром и молния! — обрадовался Ван Штиллер. — Кажется, на этот раз они близко.
— Надеюсь, они от нас не уйдут, — откликнулся Кармо. — Мы их свяжем покрепче, чтобы помешать им заставить нас снова гнаться за ними целую неделю.
— Из ружья стреляли не более чем в полумили от нас, — сказал каталонец.
— Да, — подтвердил корсар. — Через четверть часа убийца моих братьев, надеюсь, будет в моих руках.
— Можно вам дать совет, синьор? — спросил каталонец.
— Пожалуйста.
— Попробуем заманить их в ловушку.
— А именно?
— Надо притаиться в густых зарослях и захватить их врасплох, чтобы дело кончилось без кровопролития. Их семь или восемь, а нас только пятеро, и все мы обессилены.
— Вряд ли они отважнее нас, тем не менее я принимаю твой совет. Давайте нападем на них внезапно, чтобы у них не было времени для защиты. Держите оружие наготове и бесшумно идите за мной.
Флибустьеры перезарядили аркебузы и пистолеты и затем стали красться друг за другом, обходя кустарники, корни и лианы и стараясь не шуршать сухими листьями и не ломать веток.
Болотистой местности, казалось, уже пришел конец. Снова стали попадаться вековые деревья, встречались кое-какие птицы: попугаи ара, канинде, туканы, а издалека стали доноситься пронзительные крики обезьян-ревунов, выводившие из себя Кармо, воображению которого рисовались лакомые кушанья из их мяса. Но стрелять было строго запрещено, чтобы не насторожить губернатора и его охрану.
— Я еще возьму свое! — бормотал он. — Вот кончим дело, я настреляю столько дичи, что ее и за полдня не съешь.
Занятый мыслями о мести, корсар, казалось, не замечал произошедшей перемены. Он то змеей вился меж кустов, то тигром бросался навстречу опасностям, напряженно вглядываясь в даль, отыскивая своего смертельного врага.
Он даже не оглядывался, чтобы убедиться, идут ли за ним его товарищи, словно был уверен, что и один сможет выступить против армии врага и победить ненавистного предателя.
Двигался он совершенно бесшумно: ни один лист не зашуршал под его ногой, ни единая ветка не качнулась от его неосторожного движения, фестоны лиан оставались столь же неподвижны, как и до его появления, а сухой валежник не трещал, когда он ужом скользил меж огромных корней девственного леса. Ни усталость, ни многочисленные лишения, не смогли подорвать его могучий организм.
Вдруг он остановился, направив вперед пистолет и подняв шпагу клинком кверху, словно собираясь броситься на врага в неудержимом порыве.
Из зарослей доносились голоса двух человек.
— Диего, — говорил кто-то умирающим голосом, — еще глоток воды, только один… прежде чем я закрою глаза.
— Не могу, — хрипло отвечал другой. — Не могу, Педро…
— А они далеко, — проговорил первый.
— Наша песенка спета, Педро… Эти индейцы… нанесли мне смертельную рану.
— А меня… меня лихорадит… я умираю…
— Когда… они вернутся… то нас уж не будет… в живых.
— Озеро… близко… а индеец… знает… где лодка… Эй, кто там?..
Черный корсар ринулся в кусты с обнаженной шпагой, готовый пронзить невидимого врага.
На поляне, под огромным деревом, лежали два смертельно бледных, истощенных солдата, покрытых рваными тряпками. При виде вооруженного человека они с большим трудом привстали на колени, пытаясь дотянуться до лежавших рядом с ними мушкетов, однако тут же повалились на бок, словно их оставили последние силы.
— Не шевелитесь, или я вас убью!.. — грозно вскричал корсар.
Один из двух солдат приподнялся и сказал с натянутой улыбкой:
— Эх, кабальеро!.. Вы убьете всего лишь… умирающих!
В этот момент появился каталонец, а за ним африканец и оба флибустьера. При виде умирающих горестный возглас вырвался из груди каталонца:
— Педро!.. Диего!.. Бедные мои друзья!..
— Каталонец!.. — воскликнули оба солдата.
— Это я, друзья, а со мной…
— Молчи! — приказал корсар. — Говорите, где Ван Гульд?
— Губернатор?.. — спросил тот, которого звали Педро. — Он ушел три часа тому назад.
— Один?
— С индейцем, служившим нам проводником, и двумя офицерами.
— Далеко он сейчас?
— Вряд ли он ушел далеко.
— Его ждут на берегу озера?
— Нет, но индеец знает, где можно достать лодку.
— Друзья, — сказал корсар, — надо спешить, иначе он уйдет от нас!
— Синьор, — взмолился каталонец, — неужели вы хотите, чтобы я бросил своих товарищей?.. Озеро рядом, моя миссия, следовательно, окончена, и ради спасения этих несчастных я отказываюсь от своей мести.
— Что же, это можно понять, — ответил корсар. — Ты волен делать все, что хочешь, но боюсь, что твоя помощь опоздала.
— Может быть, мне удастся их спасти, синьор.
— Хорошо, я оставлю тебе Моко. А мы продолжим — погоню за Ван Гульдом.
— Мы увидимся в Гибралтаре, синьор, обещаю вам. — Есть запасы пищи у твоих друзей?
— Несколько сухарей, синьор, — ответили оба солдата.