— Незачем, — ответил корсар. — Пожалуй, они нам не помешают.
— А где остальные шлюпки? — спросил Ван Штиллер.
— Вон там возле утеса, в пятистах шагах от нас, стоит на причале еще одна, — ответил Кармо.
— Живо в лодку! — скомандовал корсар. — Через несколько минут испанцы обнаружат наше бегство.
Крадучись, флибустьеры тихо прошли мимо обоих моряков, спокойно храпевших возле костра, и устремились к шлюпке. Легким толчком столкнув ее в воду, они вскочили на борт и принялись грести.
Отплыв шагов на пятьдесят — шестьдесят, беглецы решили, что им удастся ускользнуть незамеченными, как вдруг с вершины холма донеслись выстрелы, а вслед затем — пронзительные крики. Добравшись до последних подступов к оставленному лагерю, испанцы, должно быть, бросились на штурм в надежде захватить трех флибустьеров.
Услышав перестрелку на холме, оба моряка сразу проснулись. Увидев, что шлюпка удаляется с людьми на борту, они бросились на берег и, потрясая оружием, закричали: — Стой!.. Кто вы такие?..
Вместо ответа Кармо и Ван Штиллер налегли на весла и стали грести изо всех сил.
— К оружию!.. — закричали моряки, поняв, какую злую шутку сыграли над ними флибустьеры.
В воздухе прогремели два выстрела.
: — Черт бы вас побрал!.. — выругался Кармо, у которого пуля в трех дюймах от борта расщепила весло.
— Возьми другое, Кармо, — посоветовал корсар.
— Гром и молния!.. — вскричал Ван Штиллер.
— В чем дело?
— Шлюпка, стоявшая возле утеса, пустилась за нами в погоню, капитан.
— Гребите сильней, а я о ней позабочусь: своей аркебузой буду удерживать ее на приличном расстоянии, — ответил корсар.
Тем временем на вершине холма по-прежнему шла перестрелка. Подойдя к каменным валам, окруженным колючей оградой, испанцы, по-видимому, остановились, опасаясь засады.
Шлюпка, подгоняемая веслами, на которые изо всех сил налегали оба флибустьера, быстро удалялась от острова, направляясь к устью Кататумбо, до Которого было всего пять или шесть миль. Плыть предстояло еще долго, однако если люди, оставшиеся на каравелле, не заметили случившегося на южном берегу островка, то у флибустьеров был еще шанс уйти от погони.
Остановившись у мыска, на котором два моряка вопили как одержимые, шлюпка испанцев взяла их на борт, и этой задержкой воспользовались флибустьеры, чтобы отплыть еще на сто метров вперед.
Но тревога была услышана и на северном берегу острова. Перестрелка на вершине холма не заглушала выстрелов обоих моряков, в чем очень скоро убедились беглецы.
Не успели они отойти и на тысячу метров от берега, как из-за острова появились еще две шлюпки, одна из которых, весьма солидная по размерам, была вооружена маленькой переносной мортирой.
— Все пропало!.. — воскликнул корсар. — Друзья, постараемся дорого отдать свою жизнь.
— Гром и молния!.. — вскричал Кармо. — Неужели фортуна так сразу от нас отвернулась?.. Ну что ж!..
Прежде чем умереть, мы не одного испанца отправим на тот свет.
Бросив весло, он схватил аркебузу. Шлюпки, возглавляемые самой большой, на которой сидело человек двенадцать моряков, находились в трехстах шагах от них и все время прибавляли ходу.
— Сдавайтесь, или мы вас потопим! — закричал чей-то голос.
— Нет! — ответил корсар громовым голосом. — Морские волки погибают, но не сдаются!
— Губернатор обещает сохранить вам жизнь!
— Вот мой ответ!
С этими словами корсар быстро навел аркебузу и выстрелом свалил одного из гребцов. Яростный гвалт донесся со шлюпок.
— Огонь! — раздалась команда.
Маленькая мортира выстрелила с оглушительным треском. Минуту спустя шлюпка беглецов накренилась, и вода хлынула внутрь.
— Спасайтесь вплавь! — крикнул корсар, отбросив аркебузу.
Разрядив ружья в сторону большой шлюпки, флибустьеры бросились в воду, в то время как их лодка, в которой небольшое орудие противника пробило брешь в борту, набрала воду и перевернулась.
— Сабли в зубы — и на абордаж! — крикнул корсар.
С трудом держась на воде, ибо вода, заполнив ботфорты, неумолимо тянула их вниз, три флибустьера в отчаянной решимости направились к шлюпке противника, решив дать последний бой, прежде чем умереть.
Испанцы, которым, несомненно, хотелось взять их живыми, несколькими ударами весел подогнали шлюпку к беглецам и, налетев на них носом, чуть не отправили их всех ко дну.
Тотчас же два десятка рук опустились в воду, крепко схватили за руки пловцов и, вытащив их на борт, разоружили и крепко связали, прежде чем те успели прийти в себя от толчка, заставившего их нахлебаться воды.
Придя в себя, корсар убедился, что случилось непоправимое: сам он, с руками, крепко связанными за спиной, лежал на корме шлюпки, а два его товарища брошены под носовые банки.
Рядом с ним, держась за руль, стоял элегантный кабальеро в кастильском костюме.
При виде его корсар изумленно воскликнул:
— Это вы, граф?
— Я, кабальеро, — ответил, улыбаясь, кастилец.
— Кто бы мог подумать, что граф Лерма так быстро забыл, кому обязан жизнью, — заметил с горечью корсар.
— А что заставляет вас предполагать, синьор Вентимилья, что я забыл день, когда имел счастье с вами познакомиться? — спросил граф вполголоса.
— Мне кажется, что вы сделали меня своим пленником! Конечно, если я не ошибаюсь.
— Ну и что же?
— И что везете меня к герцогу фламандскому.
— И что тут плохого?
— Разве вы забыли, что Ван Гульд повесил двух моих братьев?
— Нет, кабальеро.
— Может быть, вам неизвестно, что нас разделяет смертельная ненависть?
— Известно.
— И что он меня повесит… Или… Вы в это верите?
— Что герцог не прочь это сделать, охотно верю, но не забывайте обо мне. Не забывайте, что каравелла принадлежит мне и моряки слушаются одного меня.
— Ван Гульд — губернатор Маракайбо, и все испанцы обязаны ему подчиняться.
— Видите ли, я ему уже оказал услугу, схватив вас, но что касается дальнейшего… — сказал вполголоса граф с загадочной улыбкой.
Затем, наклонившись к корсару, он прошептал ему на ухо:
— Гибралтар и Маракайбо от нас далеки, кабальеро, и вскоре вы убедитесь, как я одурачу фламандца. А пока что молчите.
В этот момент шлюпка, эскортируемая двумя другими, пристала к каравелле.
По знаку графа моряки подняли флибустьеров и переправили их на борт парусника. В тот же миг кто-то произнес с торжеством:
— Наконец-то и последний в моих руках!
Глава XXXIII. ОБЕЩАНИЕ КАСТИЛЬСКОГО ДВОРЯНИНА
С кормовой рубки быстро сошел человек и остановился перед Черным корсаром, которого освободили от пут.
Это был широкоплечий, внушительного вида старике длинной седой бородой и мощным торсом. Несмотря на свои пятьдесят пять или шестьдесят лет, он отличался исключительной физической силой.
Он обладал наружностью старых венецианских дожей, водивших галеры царицы морей в победоносные походы против Османской империи.
Подобно тем доблестным мужам, он носил прекрасные стальные латы с чеканной насечкой, на боку у него висела длинная шпага, которую он при надобности уверенно пускал в ход, за пояс был заткнут кинжал с золотой рукояткой.
Одет он был по-испански: на нем был просторный камзол с буфами на рукавах из черного шелка, сорочка того же цвета и высокие сапоги из желтой кожи с раструбами и серебряными шпорами.
Несколько минут он молча смотрел на корсара ненавидящим взором, затем медленно проговорил, понизив голос:
— Как видите, синьор, судьба на моей стороне. Я поклялся повесить всех вас и сдержу свое слово.
При этих словах корсар живо поднял голову и, презрительно посмотрев на старика, ответил:
— Предателям везет на этом свете; посмотрим, что будет дальше. Убийца моих братьев, делай свое черное дело. Смерть не страшит никого из нас.
— Вы хотели помериться со мной силами, — продолжал холодно старик. — Вы проиграли и теперь заплатите за это.